«Трудно менять, ничего не меняя. Но мы будем»

Видеозапись

19 июня состоялся семинар Института развития образования ВШЭ, посвященный памяти Анатолия Пинского, на тему «Образование в 2013 году. Тенденции и вызовы — сбываются ли прогнозы?»

За несколько дней до семинара его участникам были разосланы опубликованные в журнале «Вопросы образования» материалы дискуссии, состоявшейся летом 2003 года в Высшей школе экономики. Ее участники, в том числе ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов, координатор проектов Всемирного банка Исак Фрумин, замминистра науки РФ Андрей Фурсенко и еще несколько авторитетных экспертов, попытались предсказать, что будет с российским образованием в 2013 году. И сейчас, в ситуации, когда задаются новые векторы развития образования (в Стратегии-2020, в новых стандартах, в новом законе «Об образовании»), после смены руководства Минобрнауки, некоторые участники дискуссии 2003 года и другие эксперты собрались, чтобы обсудить, сбылись ли прогнозы, а заодно подумать о том, что ожидает систему образования к 2022 году.

В семинаре, проходившем в режиме вебинара, приняли участие эксперты, в том числе, из Петропавловска-Камчатского, Барнаула, Томска, Курска, Ярославля, Архангельска и других городов.

 

Старые прогнозы как детские фотографии

«Перечитывать материалы той дискуссии, наши прогнозы десятилетней давности похоже на рассматривание своих детских фотографий. Видишь их и думаешь, каким же странным и несмышленым ты когда-то был… У меня есть ощущения, что многие наши прогнозы не сбылись», — заметил научный руководитель Института развития образования Исак Фрумин.

Тогда, в 2003 году, эксперты предполагали, что резко увеличится спрос на короткие программы дополнительного образования, что будет необходимость в мелких модульно-формируемых навыках, что 80-90 процентов детей будут делать уроки в Интернете, «что в России с помощью подушевого финансирования и общественного управления наконец-то заработают механизмы рынка как системы, в которой потребитель компетентен, знает, чего он хочет, и осведомлен о своих правах».

Что мы видим сегодня? Да, 80 процентов детей «сидят» в Интернете, но школа при этом не сильно изменилась. Вокруг школы и профобразования не вырос сектор дополнительного образования. Хотя вроде бы и спрос есть, но только люди платят за фиктивное образование. А рынка качественных услуг дополнительного образования по-прежнему нет.

Но есть и прогнозы, которые сбылись. Так, один из сценариев предсказывал «накачивание» школы ресурсами, что позволило бы ей стать более адекватной. Это и произошло. Еще одно «самореализовавшееся» пророчество касалось ПТУ, которые, действительно, должны быть упразднены согласно новому закону «Об образовании».

А вот чего совсем не предвидели эксперты — так это дифференциации высшего образования. «С моей точки зрения, именно это явление отражает качественный сдвиг российской системы образования. Хотя, возможно я не прав, и надо мной довлеют рамки 2003 года», — сказал Исак Фрумин.

Говоря об основных трендах современного образования, декан факультета филологии ВШЭ Елена Пенская отметила, что за прошедшие десять лет Россия, которая когда-то была экспортером образования, окончательно превратилась в аутсайдера. Мы наблюдаем за происходящими в Европе изменениями со стороны, а магистральная дорога для лучших российских специалистов от науки пролегла за пределами нашей страны.

Еще одним из трендов является дробление нашего образования. Трехмерное пространство школа-специалитет-аспирантура превратились в многомерное, состоящее из гимназий, лицеев бакалавриата, магистратуры, аспирантуры, пост-дока. Учебный процесс теперь «режется» не годами-семестрами, а модулями. «Больше нет единого рельса узкого специалиста, на его место пришел «многожильный провод» вариативного построения карьеры… Такова наша эпоха, и мы должны найти в себе силы, чтобы ко всему этому отнестись трезво», — добавила она.

 

Кто виноват: эксперты, власть, общество?

Главный редактор журнала «Директор школы» Константин Ушаков считает, что «абсолютно точны оказались прогнозы негативного развития событий». «А вот всякие попытки оптимистично описать будущее оказались напрасными. Кажется, будто бы власть просто брала прописанные нами негативные сценарии и их реализовывала… Но, наверное, это не так, и дело в экспертах. Мы крайне квалифицированы в видении рисков и крайне беспомощны в указании позитивных сценариев», — сказал он.

О проблемных трендах российского образования высказалась и директор Института развития образования Ирина Абанкина. По ее мнению, за минувшие десять лет не произошла техническая эволюция, в которой отчаянно нуждалось наша образовательная система: «Это касается технологий образования, технологий общественного согласия, технологий современного управления. Развитие инерционных процессов шло без управляющего воздействия».

Еще одна проблема — непонимание масштаба происходящих событий. «Например, нострификация дипломов — это важнейшее решение, — сказала Ирина Абанкина. — Но смотрим на список вузов: 220! Всего 220 вузов, дипломы которых, возможно, нам и не нужно признавать, специалисты которых, возможно, в Россию вообще никогда не приедут. В списке есть парижская École normale supérieure, которая даже дипломов не выдает, потому что ее выпускники становятся французскими чиновниками пожизненно. Но нет ParisTech, с которым мы активно сотрудничаем… Мы не открыли нашу образовательную систему, а законсервировали ее».

«Или другой пример — государство решило поддерживать образование российских студентов за рубежом, — продолжила она. — А в каком масштабе? Оказывается, всего 2000 студентов на 5 миллиардов рублей. А мы выпускаем 350000 бакалавров, 200000 из них идут в магистратуру. Итого государство готово «поддержать» 1 процент студентов. А Китай обучает за рубежом 30 процентов… И что такое 5 миллиардов?... По сравнению с размером бюджета нашего образования — ничто».

Александр Адамский, ректор Института проблем образовательной политики «Эврика», считает, что прогнозы экспертов не соответствовали внешним по отношению к образованию угрозам. По его мнению, именно внешние факторы доминирует над внутренними образовательно-политическими действиями. Например, «сельская школа не развивается не потому, что ей внимание не уделяется, а потому что не развивается сельское хозяйство».

Невозможен и сугубо ведомственный характер управления образованием, поскольку правят не только законы, но сам уклад жизни. И это хорошо видно по поведению школ во время модернизации: школы отказываются от автономии, директора не жаждут составлять штатное расписание, а учителя не хотят устанавливать себе систему оплаты труда. «Эта автономия навязывается сверху, а не диктуется укладом жизни, — сказал Адамский. — И в этом смысле некоторые проблемы не решаются управленческими механизмами. Какое финансирование выбрать: формульное или «по необходимости»? Как принять это решение, чтобы не кормить неудачников и не плодить рынок убогости? Увы, иногда внешние факторы давят на образовательную политику так сильно, что она начинает терять свою автономию».

 

В согласии с новым обществом

Виктор Болотов, научный руководитель Центра мониторинга качества образования ВШЭ возразил Александру Адамскому: «Вменение сверху не проходило раньше и сейчас не проходит. Но нужно различать естественное и искусственное течение событий. В 1990-е годы всех несло, и нас несло. А потом нужно было искусственно-техническое управление, когда ставятся задачи, расходуются ресурсы, реализуются пяти- или шестилетние программы. Нельзя просто дать школам свободу. Нужна долгая и нудная работа по обучению менеджеров».

Заместитель министра образования и науки РФ Игорь Реморенко также заметил, что тенденции, о которых шла речь в 2003 году, необходимо воспринимать с учетом этой грани между естественным и искусственным: «Тогда ряд экспертов говорили о том, что школы должны использовать Интернет. Но речь шла про другой Интернет. Сегодня все научились использовать Интернет как справочник. Но тогда не было социальных сетей и того вызова, который появился сейчас».

Еще один момент — влияние церкви. Десять лет назад оно прошло рефреном. Но кто бы мог подумать, что через десять лет влияние церкви будет куда более заметным, и не только в образовании?

Что касается проблем гуманитарных образовательных технологий, которые тоже активно обсуждались в 2003 году, то их следует рассматривать в более полном контексте, учитывая весь «каркас изменений». Успешный пример — Китай, где организуются поездки детей в технопарки, эксплуаториумы, где реализуются особые инновационные практики. Это уже другой образ жизни, другое восприятие действительности, которое дает существенный результат. В целом же, по мнению замминистра, многие из прогнозов, сделанных тогда экспертами, сбылись, «просто сегодня мы их обсуждаем другими словами».

Руководитель Департамента регионального развития Минобрнауки Сергей Кравцов предположил, что обсуждение актуальных сегодня проблем вряд ли приведет к изменению системы образования. Через десять лет мы также сможем сказать, что «существенных изменений не произошло». Но почему падает качество образования? Потому что мы сегодня живем в той системе дидактики и обучения, которая была разработана для других условий, другой экономики и другого общества. Ситуация изменилась. Появление социальных сетей может кардинальным образом повлиять на систему образования. Индивидуальное обучение, обучение на расстоянии и масса других возможностей. Нужно вести исследования и разработки в новой дидактике, в согласии с новым обществом, в котором мы живем и которое строим.

 

Консервация или кардинальные изменения?

Возвращаясь к теме прогнозов и сценариев развития, проректор ВШЭ Борис Рудник подчеркнул, что говорить о сбывшемся негативном сценарии и «накачивании» российского образования деньгами неправомерно. «Деньги тратились целенаправленно. Была выбрана определенная стратегия, определенная концепция — поддержка лидеров. Это и инновационные образовательные программы, и поддержка лучших школ, и различные национальные проекты. Но что получилось из этой политики? Выросли у нас лидеры?» — сказал он.

По мнению директора Центра экономики непрерывного образования Российской академии народного хозяйства и госслужбы Татьяны Клячко, десять лет для прогнозирования ситуации в образовании — это не срок. Производственный цикл школы составляет 11 лет, и мы должны говорить не о прогнозировании, но о планировании. Мы должны четко знать, что происходит с системой в процессе и что с ней будет через 11 лет. То, что российское образование имеет сегодня, все его проблемы, риски и неудачи были заложены в 2003 году. Сегодня мы пишем Стратегию-2020 и думаем, что можем на что-то повлиять. Но в 2020 году из школ выйдут дети, которые сели за парты в 2009 году. И мы получим результат того, что было в 2009 году, с теми учителями, теми учебниками…

По словам директора Центра развития лидерства в образовании ВШЭ Анатолия Каспржака, эпиграфом к произошедшим за 10 лет событиям можно поставить бессмертную фразу Жванецкого: «Трудно менять, ничего не меняя. Но мы будем». А выводов для системы образования видится три.

Во-первых, в нашей стране система образования законсервирована, в том числе потому, что дискуссии ведутся практически закрытые. Слишком мало новых людей в них включается. В итоге что-то меняется, но без участия экспертов. Так, «в сфере социализации детей много чего случилось, только система образования тут не при чем».

Во-вторых, точность предсказаний экспертов так низка, поскольку прошедшее десятилетие было временем «губительных компромиссов». «Ушли ПТУ, но мы открыли лицеи и прикладные бакалавриаты — по сути, те же ПТУ, с теми же проблемами. Или другой пример: мы сохранили ЕГЭ, но только потому, что открыли олимпиады. И все кто может, проходит в вузы через них».

В-третьих, на государственном уровне не было принято стратегически значимых решений. «До тех пор, пока в министерстве образования какая-нибудь команда не примет на себя функции правительства Гайдара, не запустит кардинальные реформы — ничего в системе образования не произойдет», — сказал Каспржак.

Подводя итоги семинара, Исак Фрумин подчеркнул, что отсутствие перемен в нашей системе образования — это крайне острая проблема. «Что делать? Каковы механизмы изменений? Каковы должны быть финансово-ресурсные и временные масштабы применения этих механизмов? Рассчитываем ли мы наши действия на пять лет вперед? Или это разовое действие? Эти вопросы нужно задавать к любому управляющему воздействию на систему», — резюмировал Исак Фрумин.

 

Алина Иванова, специально для Новостной службы портала ВШЭ